Когда замыкающая каравелла вышла на траверз фрегата, я приказал трубачу:

— Давай сигнал буйсам.

Рыбацкие суденышки резво рванули к пяти каравеллам, которые приливное течение сносило по проливу к материку. На палубах появились лестницы с крючьями и упорами, которые до этого прятали в трюмах. С обеих сторон загрохотали фальконеты, тяжелые и легкие мушкеты, аркебузы, пистолеты. В абордажном бою испанцы показывали себя лучше. Впрочем, сопротивлялись не долго. Как мне сказали, матросы на этих каравеллах — в основном жители Нидерландов, которым нападавшие были все-таки ближе. В любом случае, погибать за испанцев они не собирались. Сражались только испанские солдаты и офицеры, которых было мало. По моему совету им кричали, что сохранят жизнь. Это ли помогло, или гезы научились брать на абордаж большие корабли, но справились быстро. К вечеру две наиболее пострадавшие каравеллы уже стояли в порту под разгрузкой, а остальные — на якорях рядом с нами.

Когда я прибыл на флагманский галеон, у адмирала Вильяма ван дер Марка на столе уже лежали документы на груз со всех призов. У гёзов была тайная надежда, что на каравеллах окажется серебро и золото. Увы, из металлов была только медь в слитках и той немного.

— Груз на каждой потянет тысяч на двадцать пять-тридцать. За каравеллы получим около восьми. Продадим три, которые больше всего пострадали. Остальные пополнят нашу эскадру. Одной будет командовать Ленарт ван Грефф, а второй… — барон Люме виновато улыбнулся мне, — …придется забрать у тебя Матейса ван Лона. Среди наших больше ни у кого нет опыта командования большим кораблем.

— Вместо него к тебе перейдет мой племянник Дирк, — предложил Биллем ван Треслонг.

Заместитель и своему командиру помог, и о родственнике позаботился. У меня Дирк ван Треслонг заработает больше, чем на его галеоне. Даже в этом бою я добился, чтобы фрегату выделили четыре доли, а не три, как галеонам. Судя по результату, надо было просить девять долей.

— Теперь мимо нас никто не проскочит! — хвастливо произнес Вильям ван дер Марк. — Пусть стоят в Антверпене, пока мы не добьемся независимости от испанцев!

— Лучше так не делать, — сказал я.

— Почему? — спросил адмирал.

— Потому что эти корабли помогают богатеть многим антверпенцам и не только. Если ты лишишь их источника дохода, они перейдут на сторону испанцев и помогут им захватить Флиссинген, — ответил я.

— Они этого не сделают! — эмоционально, но не очень уверенно произнес барон Люме. — Мы ведь боремся и за них, чтобы могли торговать без алькабалы! Они будут на нашей стороне!

— У денег нет национальности, и они всегда на той стороне, где им дают расти сейчас. Завтрашние проблемы они будут решать завтра, — поделился я жизненным наблюдением. — Пусть лучше антверпенские купцы дают нам деньги на войну с испанцами. Обложим корабли пошлиной, как в Датских проливах. Купцам это, конечно, не понравится, но лучше отдать малую часть, чем потерять всё.

— Пожалуй, он прав, — поддержал меня Ленарт ван Грефф, который теперь будет командовать каравеллой, бывшей флагманской, и добавил злорадно: — Заставим антверпенских богачей раскошелиться на правое дело!

— Надо послать кого-нибудь в город, чтобы передали судовладельцам наши условия прохода по проливу Доллард, — сразу предложил Биллем ван Треслонг.

— Сколько будем с них брать? — задал вопрос адмирал.

— Как в Датских проливах, — предложил его заместитель.

— Этого будет мало, — возразил Ленарт ван Грефф. — Пусть платят в три раза больше!

Интересно, чем ему насолили амстердамские богачи, что рад отомстить даже антверпенским?! Или это зависть торжествует?!

— В три — это много, — произнес Биллем ван Треслонг. — Могут не согласиться.

— Будут платить в два раза больше, чем в Датских проливах, — решил Вильям ван дер Марк.

— И не помешало бы оборудовать на берегу пару позиций для артиллерийских батарей, — посоветовал я. — Можно поставить там пушки с каравелл, которые будете продавать.

— Без пушек их не купят, — возразил адмирал. — Скоро из Англии сюда должны прибыть добровольцы и привезти большие пушки, — и добавил иронично: — Эти пушки вроде бы делали для королевы, но чем-то не понравились. Она приказала убрать их с глаз долой, куда-нибудь подальше, на материк, к гезам.

На следующий день в Антверпен отправили гонцов, которые передали судовладельцам, как они будут помогать гезам, как и где будет производиться обмер судов, сбор пошлин, как будет проходить мимо города. Я сразу вспомнил спокойную и сытую жизнь в Галлиполе. Правда, теперь золотой ручеек тек не в мой карман. Нам доставались только капли.

43

Герцог Альба заявил, что освободит Флиссинген за три дня. Видимо, рабочий график у него был сильно загружен, потому что так и не нашел на нас эти три дня. А мы его так ждали! Прибыли пушки из Англии и вместе с ними английские добровольцы. Вслед за ними приплыли гугеноты из Ла-Рошели. Правда, всего полсотни человек или чуть больше. По моему совету на атакоопасных направлениях были сооружены земляные брустверы с амбразурами для стрельбы из пушек. Пока что не вошло в моду применять пушки против пехоты, но больших специалистов артиллерийского дела среди гезов не было, поэтому к моим советам прислушались. Может быть, наши приготовления, а может, череда бунтов в городах по всем Нидерландам, отбили у герцога Альбы охоту нападать на остров Валхерен. Ведь вскоре на нашу сторону перешел и второй город острова — Феере. Бургомистр был против, но горожане открыли ворота отряду гезов.

Гугеноты прибыли под командованием брабантского дворянина Жана Тсерертса. Это был худой тип с узким лицом. У него были шикарные темно-каштановые густые усы, которые казались раза в два шире лица, а вот бородка напоминала помазок для бритья. По моде гугенотов он был одет в черное, только гофрированный воротник белый. Брабантский дворянин был назначен князем Оранским комендантом Флиссингена и всего острова Валхерен. Человек Жан Тсерертс был сухопутный, флот не жаловал, а потому сразу отказался содержать его.

— Можете плыть, куда хотите, — заявил он на встрече с капитанами морских гезов. — Теперь мы и без вас справимся. Вильям Нассауский вошел с гугенотами на территорию Нидерландов с юга, а сам князь скоро придет со своей армией с севера.

Все это время моя семья жила на фрегате. Переселять их на берег я не решался. Мы были уверены, что герцог Альба обязательно нападет. Человек он очень решительный, слов на ветер не бросает. Как ни странно, Моник на фрегате очень понравилось. Может быть, ее радовали жадные мужские взгляды. На корабле у женщины начинает стремительно развиваться мания величия. Она вдруг понимает, что самая красивая. Других женщин ведь на корабле нет, если не считать служанку. Нет худа без добра. Как положено, моя жена самой последней, но все же узнала, что ее муж — герой. Грохот пушек во время обстрела каравелл сказал ей это лучше всяких слов. К тому же, Дирк ван Треслонг проболтался Моник, кто спас его от казни.

— А почему ты мне тогда не рассказал? — спросила жена.

— А ты бы мне поверила? — задал я встречный вопрос.

Судя по ее смущению, сочла бы беспардонным вруном.

— А мама знала? — поинтересовалась Моник.

— Догадывалась, — ответил я.

— Теперь я понимаю, почему она тобой все время восторгается! — произнесла моя жена радостно, будто наконец-то выведала самую главную тайну семейной жизни.

Видимо, восторгов Маргариты ван Баерле мне и не хватало. Я решил вернуться в Роттердам. Этот город тихо перешел на сторону князя Оранского. По большому счету никуда он не переходил. Испанского гарнизона в Роттердаме не было, а инквизиторы и монахи, когда узнали о восстаниях в соседних городах, сбежали в Амстердам, который, что как-то не к лицу будущей столице Голландии, до сих пор самый надежный оплот испанцев. Просто на башнях Роттердама поменяли испанские флаги на флаги князя Оранского. Первые сложили в кладовой. Вдруг испанцы окажутся сильнее?! Гезов в город не приглашали, но и не прогоняли. При них ведь не надо платить алькабалу. Меня такой расклад устраивал полностью.